Особняк на Рейне - Светлана Березовская

– Куда уж мне, – откликнулся Альбен. – Сижу тут безвылазно. Это ты по миру ездишь.

– Да… езжу… – подтвердил Хенсель и, как бы невзначай, добавил. – Мне б твою зарплату…

– Зачем? – поинтересовался Альбен со слегка возмущенным видом. – Прости за вопрос, на какие средства ты за границу чуть ли не каждый месяц мотаешься?

– Ты же знаешь, я известный писатель, – напомнил Хенсель. – Мои книги расходятся тысячными тиражами по всему миру. Гонорары выплачивают немалые…

– Тогда зачем тебе моя зарплата? – перебил его фон Дитрих.

– Ну, по сравнению с тобой, я чувствую себя нищим, – смущенно признался Хенсель.

Альбен покачал головой:

– Деньги в жизни – не самое важное. Деньги портят человека.

– Да? – переспросил Лебнир, приподняв бровь. – Что-то я не вижу, чтобы деньги тебя портили. А, нет, подождите, вон там, на полочке, бутылка дорогого вина и коньяк стоят. Алкоголь – непорядок!

Друзья рассмеялись. Порой их юмор был понятен только им самим.

– Так, мне кажется, мы отошли от темы, – напомнил Альбен и, подперев голову рукой, спросил. – И где ж тебя, все-таки, все это время носило? Может, тебе налить чаю?

Лицо Хенселя озарилось. Было сразу ясно: поездка ему понравилась и даже очень. Об этом говорила и сумка у его ног, которая, по мнению хозяина дома, могла быть наполнена сувенирами. И, кстати, что за странную шапку на себя нацепил Хенсель?

– Я был в России! – торжественно возвестил Хенсель. Вопрос касательно чая он благополучно проигнорировал. – В холодной, таинственной, заснеженной России!

– Каким это ветром тебя на восток занесло? – поинтересовался Альбен, подвинувшись чуть вперед. Он был заинтересован рассказом Хенселя. Сам он в России был только пару раз с деловыми поездками, и у него совсем не было времени смотреть достопримечательности.

– Пригласили меня, – ответил Хенсель. – Почитатели готовы порой весь Интернет перекопать, чтобы найти своего кумира и добиться его приезда.

Альбен улыбнулся и укоризненно покачал головой.

– А кто-то еще тут на жизнь жалуется, – тихо сказал он, а затем снова поднял глаза на Хенселя и поинтересовался. – Ну, рассказывай, как оно там?

Тот очень любил, когда его спрашивали о чем-то, о чем он может рассказать. Писатель придвинулся на край кресла, чтобы, жестикулируя, не задевать подлокотники, и начал свой эмоциональный рассказ.

– Ну, начнем с того, что у них там зимы холоднее, чем наши, и снега больше, намного больше. Это, разумеется, объясняется тем, что Россия находится севернее, чем Германия, но, думаю, это ты знаешь и без меня. На проселочных дорогах между маленькими городками снега, порой, мне по колено! – рассказывал он. – Много маленьких, почти крошечных деревень между большими городами. Природа вокруг – глаз не оторвать, не то, что наша. Такие огромные, как там, ели да сосны в Тиргартене не растут!

Альбен внимательно слушал рассказ друга. Несомненно, ему было интересно узнать, как живется людям за границей. Его работа приковывала его к столице, поэтому он редко куда-нибудь ездил. Хенсель же был вольной птицей, не обремененной заботами, и летал, где хотел. Поэтому кругозор его был несколько больше, чем у Альбена, зато Дитрих разбирался в политике, экономике, юриспруденции – в общем, во многих сложных и малопонятных для Хенселя областях науки. Альбен и Хенсель дополняли друг друга, и это они поняли уже давно.

– Я был в Северной Столице – Санкт-Петербурге, – произнес Хенсель и продолжил. – Мне рассказывали, что этот город построен совершенно иначе, нежели другие города России. Совершенно иная планировка! Там редко где можно встретить высотки под двадцать этажей, зато множество памятников, храмов, соборов, музеев, галерей – всех не перечислишь! Это просто кладезь достопримечательностей!

Альбен невольно удивлялся, как Хенсель все это воспринимает и хранит у себя в голове. Он ведь был ровесником Альбена, но к своим двадцати семи годам успел объездить почти всю Европу и Америку. Хенсель был энергичным человеком, которого очень трудно удержать на месте: так он стремился что-нибудь делать.

– Люди в России, даже если сначала и кажутся немного угрюмыми, на самом деле дружелюбные, гостеприимные и образованные. По крайней мере, те, с кем я встречался, произвели на меня такое впечатление. Я в совершенстве владею русским, ты же знаешь, так что мне переводчик не требовался, но и английский они знают отменно, и немецкий. У нас с ними, определенно, разный менталитет, но, тем не менее, мне кажется, у нас с русскими много общего.

– Ты думаешь?

– Мне так кажется, – подтвердил Хенсель и продолжил свой рассказ. – Но они немного странно и даже чуть-чуть смешно выглядят со стороны в своих меховых шубах и шапочках. Конечно, такие шапки носят не все, и это, по большей части, сувенир, но, тем не менее, выглядит она довольно мило. Да и тепло в ней.

С этими словами Хенсель извлек из сумки темно-серую меховую шапку и водрузил ее на голову Альбену, развязав веревочки, чтобы «ушки» болтались свободно.

– Они называют ее «ушанка», – пояснил Хенсель. – Я спрашивал, почему она так называется, но мне так никто внятно и не ответил. Наверное, это из-за свисающих на уши краев шапки, что, разумеется, нетрудно предположить.

Альбен коснулся рукой пушистой макушки шапки, потом «ушек», а затем устремил взгляд на Хенселя. Тот тихо захихикал.

– Что? – спросил Альбен недоуменно. – Неужели, я так смешно выгляжу в ней?

– Это надо сфотографировать: потомственный немецкий граф в русской меховой шапке, – заявил Хенсель. – Тебе б еще балалайку в руки и водку! О, да, и медведя рядом!

Стереотипы Хенсель воспринимал исключительно как повод немного посмеяться. Конечно, Россия всегда ассоциировалась у иностранцев с ушанкой, балалайкой, водкой, снегом и медведями, но ведь наступил уже 2025 год, многие стереотипы давно развенчаны, хотя, даже сейчас, если спросить у иностранца, с чем ассоциируется Германия, они вспомнят либо Вторую мировую войну, либо Октоберфест, штаны с подтяжками, сосиски и пиво. Стереотипы все еще играют определенную роль в освоении культуры другой страны, и, скорее всего, никогда этой роли не лишатся.

Альбен снял с головы шапку и, осмотрев ее со всех сторон, положил на столик около кресел.

– Спасибо, – поблагодарил он Хенселя, выуживающего из сумки коробочки. – Не ожидал, что ты мне привезешь сувенир. Но это очень полезная вещь, правда.

– Это ж еще не все! – сразу предупредил Хенсель. – Ты же знаешь, я из длительных поездок и так не возвращаюсь без сувениров, а лучшему другу грех что-нибудь не привезти.

Сувениры и подарки со стороны Хенселя были проявлением внимания и того, что писатель очень ценил дружбу с Альбеном. Хенсель привозил из-за границы все, на что натыкался его полный неуемного любопытства взгляд: предметы одежды, напитки, какие-либо статуэтки, фигурки, и обязательно что-нибудь из этого доставалось в подарок Альбену. Но даже самые, с виду, ненужные безделушки Альбен любовно хранил как напоминание о той или иной поездке товарища. Фон Дитриху порой было слегка неловко: Хенсель заваливает его кучей подарков каждый раз, а Альбен, имеющий огромное состояние, даже если съездит за границу, не привозит ни одного сувенира ни себе, ни ему. Чтобы исправить такое положение, Альбен договорился каждые несколько недель посещать вместе с Хенселем рестораны за свой счет. Лебнир не возмущался и не спрашивал, с чего это вдруг. Он воспринимал это тоже как внимание к себе и заботу со стороны Альбена. Эти двое были тесно связаны друг с другом еще с раннего детства и даже уже не представляли жизнь один без другого.

Фон Дитрих наклонился ближе, однако из-за столика ему все равно не было видно, что делает Хенсель. Наконец, тот извлек из коробочки фигурку, выстой со стакан, по форме напоминающую широкую маленькую кеглю с нарисованным на ней личиком и народным костюмом, и подвинул ее поближе к Альбену. Тот аккуратно взял ее в руки и принялся рассматривать. Альбен знал, что это такое: он видел похожие фигурки на буклетах – традиционный русский сувенир.

– Это традиционный русский сувенир, – рассуждал он. – Прости, я давно последний раз был в России и уже не помню, но, кажется, он называется «матрешка»?

Хенсель кивнул.

– Да, это куколка-матрешка. Она открывается. Потяни за голову, – объяснил он.

Альбен чуть сильнее потянул, и верхняя часть матрешки была снята. Внутри самой большой матрешки обнаружилась еще одна, поменьше. А внутри той еще одна… Альбен увлекся раскрыванием матрешки.

– Суть матрешки, как мне рассказали, заключается в том, что внутри самой большой еще одна, потом еще одна, и еще одна, и так до самой маленькой, – рассказал Хенсель.

К этому времени Альбен закончил разбирать матрешку. Теперь перед ним на столе стоял ряд из десяти матрешек, от самой большой до самой маленькой, и Альбен с заинтересованным видом их разглядывал.